Николай Сванидзе: «Странен визит Путина и ночные бдения с ненавидимым Лукашенко»

Наступающий 2008 год в России, о котором так долго все твердили, обещает быть скучным до зевоты, пишет политический обозреватель Николай Сванидзе в «Ежедневном журнале». Однако возможно всякое…

Все ожидания уже сбылись, все ответы получены. Основные несомненные итоги года: президент уходит, но остается, как и было сказано. Преемник известен. «ЕдРо» на коне.

Вопросов вот много, но, так или иначе, все они уже поставлены. Про Медведева: убежденный либерал ли он, как его позиционируют сторонники, или безликий технократ, как утверждают скептики. Про Путина: нашел ли он вариант легитимного третьего срока или всего лишь более или менее безопасного "пенсионного бизнеса"? Или он еще не решил и будет действовать по ситуации? Про кремлевские группировки: наблюдаем ли мы аппаратное поражение силовиков, не получивших ни прямого третьего срока Путина, ни (как резервный вариант) Фрадкова-Зубкова, а — совершенно цивильного, не из их песочницы Медведева, или все им будет компенсировано, и возьмут они свое в тихой, мышиной аппаратной возне, в коей они такие мастера? А может быть, состоится-таки сенсация с Беларусью, ведь тяжело с экономикой у Батьки, и странен визит Путина, и долгие ночные бдения с ненавидимым Лукашенко, и странны миллиардные кредиты. И тогда Путин — глава «союзного государства», объединитель земель русских и почетный святой. И тогда — какие там сроки! Сроки прокурор дает. А ты — царствуй на славу нам!

Главный же вопрос, в смысле самый важный, но, видимо, не самый трудный, состоит в том, что они — Путин и Медведев, силовики и технократы — собираются делать со Россией. Так вот, похоже, что ничего нового, по сравнению с тем, что делается сейчас. Нет никаких оснований полагать, что нынешний курс, столь бодро отпиаренный в ходе предвыборной кампании, не устраивает нынешнюю власть. Напротив, он ее совершенно и всесторонне устраивает, принося сплошные приятности далеко не только политического свойства. А поскольку власть не меняется, то и курс останется прежним.

В уходящем году получили закрепление, окончательно отточились как экономическая, так и идеологическая линии, составляющие основу этого курса. В экономике — ставка на веселое государственное или полугосударственное рейдерство, а также на государственные или полугосударственные монополии в наиболее прибыльных отраслях. Т.е. тактика, которая позволяет эффективно пилить прибыли и направлять вертикальные денежные потоки, но никак не позволяет эффективно развивать производство. Причина нежной привязанности нынешней власти к этой старой, как жизнь, схеме двоякая. С одной стороны (т.е. у одних), это элементарное желание очень много и очень быстро, предельно комфортно воровать, с другой стороны (у других) — ностальгия по советской экономике, которая напоминала подсобное хозяйство при воинской части и радовала глаз истинного ценителя прекрасного своей благородной солдатской прямотой и финансовой непрозрачностью. Уверен, что для части нынешней элиты оба вышеприведенных довода равно значимы.

Когда какое-либо сообщество, в т.ч. профессиональное, получает практически неограниченный доступ к государственным рычагам власти, свойственная этому сообществу совокупность взглядов и ценностей становится государственной позицией. Чекистское сообщество, разумеется, не исключение.

На глазах, буквально в течение считанных последних месяцев, действующий российский режим окончательно определился идеологически. Все более жесткая словесная конфронтация с Западом логично дополнена яростной атакой на "90-е". Произошло это в ходе осенней предвыборной кампании и стало ее главным и единственным ударным элементом. В результате все сразу встало на свои места, конструкция приобрела законченность и цельность. Авторам этой конструкции, подобно старшине, велевшему копать яму от забора до обеда, удалось объединить пространство и время. Ведь не в том же, в самом деле, собачка порылась, что Запад не любит Россию (что правда, но русских ведь, как известно, никто не любит, кроме милиции. Все злые, как собаки, ни от кого задаром нежности не дождешься), а в 90-е гг. много воровали и пышно цвела коррупция (с чем также не поспоришь, но ведь в смысле пышности коррупции сейчас-то точно грех жаловаться).

Нет. Фишка в том, что и Запад и "90-е" суть не что иное, как две ипостаси — географическая и историческая — одного и того же глубоко враждебного явления. Имя которому — оранжевая чума. Не страшна коричневая чума, несмотря на грозный рост массовых ультранационалистических настроений и их активное организационное оформление. Не страшна красная чума при том, что разрыв между богатыми и бедными критичен, социальная ненависть и зависть висят в воздухе, а многомиллионная армия трудящихся страстно влюблена в идею отнять и поделить.

А вот оранжевая — это да! Хотя угроза — совершенно надуманная, бумажный тигр, пустота. Чем же она страшна, если неосуществима? Тем, что оранжевая. Здесь имеем типичный случай так называемой иррациональной фобии.

Но не только иррациональной. За ней — глубинное, на уровне группы крови, неприятие западной, т.е. либеральной цивилизационной модели, к которой Россия сделала несколько робких и неуверенных шагов в начале 90-х. Неприятие, в основе которого и групповая, ведомственная идеология, не претерпевшая никаких изменений со времен высылки Солженицына и ссылки Сахарова. И искреннее убеждение, что именно таким и никаким иным должен быть российский патриотизм. И холодный, совершенно конкретный корыстный интерес. И практический опыт, который подсказывает, что именно такая позиция в России имеет гарантированные шансы на политический результат. Т.е. на власть.