Станислав Шушкевич: «Ядерное оружие в Беларуси – это угроза дестабилизации в Европе»

Подписание соглашения между США и Чехией о размещении радара американской системы ПРО и переговоры об этом с Польшей породили дискуссии о том, какие ответные меры примет Москва. Эксперты не исключают даже размещение ядерного оружия на территории Беларуси.

Но российские чиновники высказываются на этот счет осторожно, ведь в белорусской конституции закреплен безъядерный статус страны. О том, как Беларусь стала безъядерной, «Времени новостей» рассказал автор этого решения -- бывший председатель Верховного совета, профессор, член-корреспондент Национальной академии наук 73-летний Станислав Шушкевич.

-- Впервые я заговорил о выводе ядерного оружия из Беларуси 7 декабря 1991 года, когда в белорусской правительственной резиденции «Вискули» мы согласовали ключевое положение проекта Беловежского соглашения: «СССР как геополитическая реальность и субъект международного права прекращает свое существование». Я сказал президентам России и Украины Борису Ельцину и Леониду Кравчуку, что следствием готовящегося соглашения должно стать решение вопроса о принадлежности ядерного оружия и что я считаю обязательным его вывод с территории Беларуси без каких бы то ни было условий и компенсаций. Ельцину это понравилось, Кравчук от комментария воздержался.

Соответствующие соглашения были подписаны Беларусью и ведущими ядерными державами в 1992 году. Через два года в нашей новой конституции был закреплен безъядерный статус страны. Вывод тактического ядерного оружия был завершен достаточно быстро, стратегического -- к 1996 году.

-- Почему вы считали необходимым вывод этого оружия?

-- На территории Беларуси его было немало. Сначала я знал о нахождении на нашей территории 72 стратегических ракет. Только их бы хватило, чтобы разнести полмира. Чуть позднее мне стало известно, что таких ракет 81 и что девять из них -- суперсовременные, с разделяющимися боеголовками. С точки зрения элементарной военной стратегии, которую мне, как офицеру запаса, преподали в университете, в случае возникновения конфликта первые удары наносятся по средствам связи и по предполагаемому месту дислокации ядерного оружия. То есть при конфликтной ситуации моя страна становилась первой мишенью вместе со всем народом. Я не видел более страшной угрозы, чем наличие ядерного оружия.

Тогда я был осведомлен только теоретически. Когда же побывал в Хиросиме, понял, что теория и интуиция меня не подвели. Нет в мире большего ужаса и опасности, чем ядерное оружие. В японском музее я видел, сколько страданий принесла одна небольшая по современным представлениям ядерная бомба. У людей заживо сгорала кожа, и от нестерпимой боли они бросались в реку, чтобы охладить этот убийственный жар. Вся река заполнилась погибшими и погибающими. Увиденное там заставляет думать, что человечество обезумело. Политики же считают, что нет более эффективного способа сдерживания военной угрозы, чем ядерное оружие. Но я убежден, что такое оружие на территории нашей малой европейской страны -- угроза существованию народа и угроза дестабилизации ситуации в Европе.

-- Приходилось ли вам сталкиваться с противниками этого решения?

-- После моего заявления в Вискулях белорусское правительство занялось подготовкой соглашений. Они были почти единогласно ратифицированы парламентом. Многие вопросы стали предметом согласования в рабочем порядке. Самые страстные дискуссии разгорелись по поводу моего заявления об отказе от компенсации.

-- Действительно, почему вы сразу решили от нее отказаться?

-- Россию не поливал тогда дождь нефтедолларов, и реально компенсацию можно было бы получить только в случае продажи делящихся материалов западным странам. Но вынуждать Москву на это было бы пощечиной России в тот момент, когда она сделала благородный шаг -- подписала Беловежское соглашение и впервые за 200 лет признала независимость Беларуси. Да и честным надо было быть до конца. Вернуть оружие России означало отдать его тому, кто создал, а создали его россияне, остальные только помогали.

-- Но Украина в 1991 году заявила о желании получить компенсацию...

-- Украина сегодня великая европейская страна. Беларусь -- маленькая страна в Европе. И тогда, в 1991--1992 годах, мы были в разных весовых категориях. На Украине ракеты были размещены в специальных шахтах, их точное расположение фактически было известно тем, кто считался потенциальным военным противником. В случае конфликта угрозе удара подвергалась не вся территория Украины, а лишь места дислокации ракет.

В Беларуси ракеты были подвижные -- на колесных тягачах, которые ездили по стране. Ракета могла стартовать с любого места, но наиболее точное попадание гарантировалось, когда тягач заезжал на железобетонную площадку, откуда осуществлялся пуск. Площадки были расположены так, что ракета могла быть доставлена на одну из них в течение получаса. В связи с тем что точное местонахождение оружия было неизвестно, а Беларусь страна маленькая, в случае конфликта она была бы стерта с лица земли.

-- Но наличие этого оружия превращало страну в ядерную державу и могло бы усилить ее влияние в мире...

-- Это не та страна, которая может строить свою внешнеполитическую доктрину, основываясь на угрозе применения силы. К тому же перспективы вхождения в ядерный клуб выглядели сомнительно. На момент распада Советского Союза ядерное оружие оказалось в четырех странах -- России, Беларуси, Украине и Казахстане. Между лидерами Борисом Ельциным, Леонидом Кравчуком, Нурсултаном Назарбаевым и мною была установлена специальная связь. Каждый из нас был постоянно близок к чемоданчику спецсвязи «Металл». Мы в любой момент могли связаться в случае возникновения вопроса о применении ядерного оружия. Эта связь не могла использоваться для других целей -- если бы я снял трубку со своего устройства, то остальные лидеры точно знали бы, что речь пойдет о ядерном оружии. Мы использовали эту систему только однажды, по взаимной договоренности, чтобы проверить, как она работает. Функционировала она превосходно.

Формально четыре лидера должны были решать вопрос о применении ядерного оружия совместно. Но в то время оставалось единое командование стратегических вооруженных сил, которое базировалось в России, и отдавать ему приказ мог только Ельцин. Наличие у меня и двух моих коллег чемоданчика со связью было не более чем средством успокоения общественности и личных амбиций лидеров. Наша страна, которая из-за наличия ядерного оружия оказывалась под угрозой удара, формально располагала одной четвертью голоса в этом вопросе, а решение принимала Россия.

-- Поэтому вы решили, что от оружия необходимо избавиться, даже не получив за это денег?

-- Кое-какие деньги мы все же получили, но не от России. В США тогда был принят закон Нанна--Лугара (фамилии занимавшихся этим вопросом двух американских сенаторов. -- Ред.), по которому на уменьшение ядерной угрозы выделялось 400 млн долл. Во время визита авторов закона в Минск в 1992 году мы изучили его, и я довел до Лугара и Нанна наше мнение: мы не видим, как Беларусь может получить по этому закону деньги на обеспечение процесса вывода. Сенатор Лугар сказал, что их делегацию сопровождают те юристы, которые этот закон разработали. Вот пусть они и подумают, как помочь. И придумали: на следующее утро сенаторы заявили, что Беларусь получит от США 4,5 млн долл. для пограничного контроля при процессе вывода ядерных материалов. Позже, во время моего визита в США, наша делегация договорилась о предоставлении Беларуси, в том числе и на такие цели, еще 59 млн долларов.

-- Возможно ли возвращение ядерного оружия?

-- В обозримом будущем вряд ли. Но можно шантажировать Запад таким вариантом ответа на размещение в Европе чего-то американского.