Белорусские тюрьмы и колонии глазами политзаключенного

Бывший белорусский политзаключенный Сергей Парсюкевич рассказывает о реалиях белорусской пенитенциарной системы.

Ситуация, подобная моей, не является чем-то необычным в Беларуси. И для проявления правового беспредела вовсе не обязательно наличие политической составляющей в уголовном процессе. Кроме того, что суды выносят приговор по заказу властных структур или попросту руководствуясь интересами различных заинтересованных лиц (так называемое телефонное право), в стране вся система правосудия основана на различной статистической отчетности. Из-за этого порой определённое деяние, квалифицируемое статьёй УК с меньшими санкциями, «перерастает» в более тяжкое преступление и наоборот. Хотя явно присутствует тенденция к ужесточению санкций. Опять же всё решается в основном исходя из интересов граждан, способных повлиять на решение суда, не особо взирая на законодательные нормы. Суды стали выносить решения на основе «внутреннего убеждения суда». Как это понимать? Если сторона обвинения «смогла» убедить суд в виновности обвиняемого, то и доказательства по делу уже не обязательны, или их можно интерпретировать как кому угодно? Я, конечно, уголовных дел в полном объёме на зоне не изучал (нет там такой возможности), но то, что видел, и о чём рассказывали люди, а не верить им у меня нет причин, говорит именно о таком положении дел в стране. Разве это не правовой беспредел на государственном уровне? Куда мы идём? Ведь под эту марку можно «засудить» кого угодно и за что угодно, достаточно того, что кто-то что-то говорит, а уж «нарисовать» свидетеля у наших правоохранителей труда не представляет.

Опять же если «прессануть» подозреваемого, то можно получить признательные показания и в сожжении Хатыни. Очень многие люди, попавшие в зону, именно об этом мне и рассказывали. И это, в основном, не простое избивание, когда остаются телесные повреждения. Те, кто проводит пытки, в этих делах реально поднаторели – используют противогаз (когда руки пристёгнуты наручниками, а шланг пережат, ощущения, мягко говоря, не очень приятные), бьют по пяткам, заставляют долго стоять, не пускают в туалет, подвешивают и проч. Особое место здесь занимают инъекции галаперидола, после которых человека просто наизнанку выворачивает. Фантазии у этих ребят просто безграничны. Все такие действия «правоохранителей» однозначно квалифицируются Уголовным кодексом, вот только очень уж редко это бывает.

В тюрьмы людей бросают пачками. Не был не в одной камере, где бы не было реального переполнения. На 12 мест обычно 16-18 человек, а то и больше. Спать приходится посменно, по два человека на одну постель. Да и постелью это приспособление назвать нельзя, тем более что оно имеет двух - или даже трехъярусную конструкцию. Обычно это нары из металлических пластин, на которые ложится наматрацник, изготовленный в середине 80-х прошлого века, расстояние между пластинами такое, что матрац проваливается. Ещё дают ватную подушку, из которой почему-то вылезает мелкая проволока. Плотность у этой подушки такая, что вшу можно без проблем раздавить. Со вшами, кстати, в СИЗО-1 (Володарка) сталкивался два раза, и бороться с ними оба раза приходилось при помощи рук и хорошего зрения – другие средства борьбы с педикулёзом там не приняты.

Не взирая на то, что в каждой камере в следственных изоляторах и тюрьмах есть выписки из правил поведения подследственных и осужденных, в которых конкретно оговорены права и обязанности данных категорий граждан, возникает ощущение, что, прежде всего сотрудники этих учреждений эти правила как раз и не читали. Согласно этим правилам подследственные и осужденные имеют право на вежливое и гуманное отношение, но сотрудники изоляторов и тюрем относятся к ним как какому-то быдлу. По крайней мере, отношение крестьянина к скотине и охотника к животным гораздо более гуманно. Происходит постоянное унижение человеческого достоинства, человек держится в постоянном напряжении, делается всё возможное, чтобы ему было как можно хуже. Правила содержания достаточно подробно описывают поведение заключённых и сотрудников администрации, но «тюремщики» требуют совсем другое, а если начинаешь бороться за свои права, то можно и дубинкой получить (залетают в камеру парни в масках, видимо очень стеснительные - не хотят, чтобы видели их лицо, и пошли махать направо и налево). Также можно оказаться в штрафном изоляторе, а уж само пребывание там кроме как пыткой ничем не назовёшь. В ШИЗО днём даже присесть толком негде, не почитать, не покурить, матрацы и бельё даже на ночь не выдают. Если на Володарке отношение к заключённым было ещё более-менее приемлемым, то в Жодинской тюрьме, обстановка становилась невыносимой. Первое, что делал оперуполномоченный в Жодино, когда я вместе с другими ребятами прибыл туда с Володарки, это вызывал к себе в кабинет и бил там людей по уху. При этом он приговаривал: «Это тебе не Володарка, ломать режим тут никто не будет!» А ведь никто там ничего «ломать» и не собирался, люди и так без пищи и сна были почти сутки. Вот интересно, чтобы было, если бы ему кто-нибудь ответил тем же? Его бы просто забили палками или как меня осудили за нападение на сотрудника из чувства мести за выполнение служебных обязанностей? Но, как удалось выяснить впоследствии, Жодинская тюрьма – это рай по сравнению с СИЗО-2 в г. Витебске, куда после «наведения порядка» в Жодино убыл для этих же целей небезызвестный в кругах заключённых господин Кузовков. По рассказам людей, которые прошли Витебский централ, издевательства и пытки там организованы просто на потрясающем уровне (не хочется даже описывать, чтобы не шокировать публику). Вот так там с помощью преступлений борются с преступностью.

Особо хочется рассказать о содержании в изоляторах несовершеннолетних. Старшими в камерах, где они содержатся, назначаются особо отличившиеся, выделяющиеся особым цинизмом и полным отсутствием нормальных моральных принципов зэки со стажем. В их задачу кроме выбивания из «малолеток» явок с повинной, видимо, входит полное уничтожение всего человеческого в детских душах и окончательное превращение их в моральных уродов. Из камер, где содержатся несовершеннолетние, часто слышатся какие-то крики, шум, стуки. Лично видел в Жодинской тюрьме очень нелицеприятные вещи. Когда моя камера возвращалась с прогулки, из камеры «малолеток» выволокли мальчонку и так отмолотили дубинками, что потом им пришлось вызывать врача. В итоге парнишку куда-то унесли. Вот такие дела. Не завидую я этим «старшим» камер для несовершеннолетних – за эти их издевательства над детьми, если они по какой-то причине попадут во «взрослую» камеру, обычные зэки из них фаршмак сделают. И главное то, что всё это происходит с ведома и под контролем администрации.

В Шкловской колонии (№17) был ещё один «гуманный» метод «воспитания» осуждённых. Там есть две клетки под постовыми вышками (примерно 2х2 метра) и один «загон» возле помещения дежурного по колонии. Так вот, если у «воспитателей» появляются какие-то претензии к осужденным, то человека просто закрывают в эти клетки, и стой там пока над тобой не сжалятся. Ребята говорили, что простаивали там по целому дню, даже зимой, а ведь одежда там, сами понимаете, какая. Это, конечно, попроще ШИЗО, но вот как стыкуется с законодательством? А ещё над осужденными постоянно довлеет возможность лишения права на свидание с родными, права на передачу, на телефонный звонок.

Что интересно, в каждой зоне свои порядки. Если в Шклове информация о том, что осужденному положено не менее трёх телефонных звонков в месяц, размещена в рубрике «Это должен знать каждый», то в ИК-1 в Минске такой информации нет вообще, она старательно утаивается и, естественно, телефонные переговоры не предоставляются. С покупкой продуктов в местных магазинах, ситуация с точностью до наоборот. Если в Минске с этим проблем почти нет, то в Шклове «отовариться» больше чем на 35 тысяч в месяц – большое везение. Если есть иск, а иски бывают миллиардными (оборот фирмы за несколько лет), то покупать товары разрешают на сумму, не превышающую одну базовую величину. Вот такой разный подход в рамках одной системы.

Ещё одной из особенностей белорусских тюрем является наличие на окнах кроме решёток так называемых «ресничек» (пластины из металла). Эти «реснички» полностью закрывают обзор из окон, в лучшем случае виден кусочек неба или асфальта, да и свежего воздуха они в камере не добавляют. По-моему, в цивилизованных странах такие извращения как «реснички» уже давно канули в лету…

Отдельно хочется описать санузел. Обычно это унитаз, к которому подведена труба с водой. На этой трубе имеется краник, и именно под ним приходится умываться, чистить зубы и мыть посуду – практически в унитазе. При этом унитаз обычно находится на всеобщем обозрении. Кто-то ест, а кто-то… В камерах иной раз находятся по 30 и более человек, так уж извините… И это ещё терпимо. Ребята, которые прошли некоторые районные изоляторы, рассказывали, что там в туалет выводят два раза в сутки, а если вдруг станет уж совсем невтерпёж, то в камере имеется бак, вот в него народ и «ходит». Даром, что на улице 21-й век, нам не привыкать. Хотя, по-моему, к этому привыкнуть и невозможно.

Про питание тоже лучше не вспоминать. Готовят для заключённых явно победители конкурса «Кто сильнее испортит продукты». Да и портить там было особо нечего, разве что гнилую картошку, прокисшую капусту или пересоленную кильку. Положенных по рациону 90 грамм мяса в сутки никто из моих знакомых там не видел, не видели даже и четверти от положенного, видимо всё «усыхало» гораздо раньше, чем успевало попасть на стол. Правда, люди говорят, что сейчас стало лучше – хоть откровенную тухлятину перестали давать. А ещё на зонах пекут свой хлеб. Я, конечно, не хлебопёк, но и те, кто его пекут, похоже, тоже. Зато в хлебе иной раз попадаются камешки, что не всегда благотворно сказывается на здоровье. Камешек в хлебе в Жодинской тюрьме стоил мне зуба, да и ещё несколько человек рассказывали аналогичные случаи (при ещё двух я присутствовал лично). И ещё, не знаю почему, но там дают такую горячую пищу, что съесть её за отпущенное на приём пищи время просто невозможно. Кисель просто невозможно взять в рот, такое ощущение, что он только что кипел. Но это никого не волнует, это трудности тех, кто туда попал. А кто хочет попробовать коктейль из зоновских (видимо специально для зон изготовленных) макарон и сечки (тоже специальная крупа, наверно, для выкармливания свиней), может это сделать в столовой Шкловской колонии. Вкус «изюмительный». Там же можно искушать очень экзотическое и крайне редко встречающееся в других местах блюдо, приготовленное путём вываривания чего-то похожего на кильку с дальнейшим тщательным перемешиванием. Особый колорит этому деликатесу придаёт то, что внутренности из рыбы не достают. Интересно, а если эти яства предложить на какой-нибудь ферме свиньям, они тоже будут довольны или всё же объявят голодовку?

Хочется затронуть и медицину. Она на зоне, как и всё в нашей процветающей стране, на словах на очень высоком уровне. Фактически же, Боже упаси заболеть на зоне. При таком отношении к людям как там, какое же может быть медобслуживание? Кроме этого при таком низком финансировании оно другим быть и не может. Особенно мне «понравилась» стоматология. Если заболел зуб, первое, что предлагают, так это его вырвать. Вроде того, что лечить нечем, соответственно бесполезно. Вследствие чего у мужчин старше 40 лет большая часть зубов в основном отсутствует. И никому там особо не пожалуешься. Лично я умудрился шесть раз попасть на приём к стоматологу, в результате мои проблемы с зубами не решились, а только ещё больше обострились. Мне просто колоссально повезло оттуда вырваться, а то бы, похоже, остался вообще бы без зубов. Но ведь люди там живут десятилетиями. Ещё одна из страшнейших проблем на зоне – туберкулёз. Как-то на свободе я с этим заболеванием не сталкивался вообще, там же переболевших туберкулёзом очень много. И не мудрено. С такой пищей в таких условиях жизни эта болезнь не может не процветать. Кроме того администрации, похоже на это наплевать. Когда меня этапировали из Жодино в Шклов со мной и другими ребятами больше часа в одном купе в вагоне ехали три парня с открытой формой туберкулёза. Поначалу они, конечно, были в специальных масках, но потом, когда они стали задыхаться, им просто пришлось снять эти маски, и мы все оказались даже без намёка на защиту от инфекции… Когда я распределился в отряд после карантина в ИК-1 (г. Минск), троих человек забрали в медицинский изолятор с диагнозом менингит. А ещё местные сидельцы рассказывали, что врачи не могли людям вовремя поставить диагнозы воспаления лёгких и даже рака, что естественно приводило к очень печальным последствиям.

Когда я был в Жодинской тюрьме, я написал заявление с просьбой перевести меня в республиканскую больницу для осуждённых для проведения операции. У меня бронхиальная астма и полипоз носа, все эти болезни в тюрьме сильно обострились. И меня перевели. Только не в республиканскую больницу, а в медчасть тюрьмы в камеру, где содержатся люди с диагнозом «невменяем», или те, кому такой диагноз ставится. Очень эффективным оказалось «лечение», ибо желание лечиться было отбито полностью и окончательно. Хотя и там я с людьми быстро сошёлся и даже многому полезному смог их научить. А ещё мне рассказывали, как в ЛТП лечат от алкоголизма. Просто суперметодика. Берите, если надо, на вооружение. Вечером кружка отвара коры дуба и целый день бесплатная трудотерапия. Конечно, годик так полечишься – пить больше не захочешь. Только не потому, что перестало хотеться выпить, просто уж очень не хочется опять в ЛТП попадать в качестве бесплатного раба… Всё это говорит просто о «высочайшем» уровне медицины в наших белорусских зонах. Честно говоря, у меня частенько появлялись сомнения в том, что врачи, работающие в пенециарной системе, когда-то давали клятву Гиппократа.

Интересна и тема привлечения осужденных к труду. В Шклове за полмесяца работы в июне мне заплатили 4 тысячи. Причем заплатили 4 тысячи не каких-то там дефективных американских долларов или евро, даже не 4 тысячи российских рублей. Дали целых 4 тысячи наших полновесных и постоянно растущих (особенно накануне выборов) белорусских рублей. Причём я не скажу, что я там ничего не делал. Я реально работал, порой даже ударно. Не знаю вот теперь как потратить с таким трудом честно заработанные деньги, может пакет сока купить, а то на две пачки нормальных сигарет что-то не хватает. Путём несложных расчётов можно посчитать, что за месяц я бы «заработал» 8 тысяч, осуждённому зачисляют на его личный счёт не менее 25% от зарплаты (остальное идёт на содержание, алименты и т.д). Правда потом выяснилось, что из зарплаты у меня за содержание не вычитали -просто «раздербанили» там мою пенсию (и продолжают этим до сих пор заниматься). Если всё же допустить, что из зарплаты вычли содержание в колонии, получается, что за месяц я бы теоретически заработал 32 тысячи. А как это стыкуется с трудовым законодательством? Точно не помню, но, по-моему, минимальная заработная плата в стране не менее 180-190 тысяч, с какой стороны мои 32 тысячи? И такая ситуация со всеми и на всех зонах. А ведь мужики реально работают и делают нужные и пользующиеся спросом вещи. К труду там привлекают, похоже, не людей, а практически бесплатных рабов. Люди, конечно, возмущаются, но как тяжело и практически бесполезно бороться со всем этим беспределом, находясь по ту сторону колючей проволоки. Кстати, как оказалось в последствии, за 24 дня июля мне вообще ничего не заплатили, видимо, кто-то из чиновников заработанные мной деньги присвоил себе полностью. Надеюсь, ему хватит на хлеб, на соль, на таблетки от жадности и наглости.

Хочу сказать об отношении ко мне со стороны других осужденных, я ведь всё-таки пенсионер МВД, а милиционеров на зонах очень не любят. Люди ко мне относились очень хорошо. Как только узнавали, кто я и за что попал на зону, наоборот старались как-то помочь, поддержать, делились наболевшим. Хоть и не нравится мне это совдеповское выражение, но можно сказать, что на зоне я пользовался авторитетом. Как это ни странно, но я пришёл там к парадоксальному выводу–мне кажется, что концентрация порядочных, честных и отзывчивых людей на зоне выше, чем на свободе. Как такое вообще может быть?! Наверно, это возможно только в нашей стране.

Везде, где я проходил, и я сам лично и другие люди писали заявления и жалобы на условия содержания и отношение к ним со стороны сотрудников учреждений. Эти письма направлялись и в прокуратуру, и в ДИН, и в ООН, и в ОБСЕ. Но, насколько я понял, дальше руководства этих учреждений ничего не дошло, по крайней мере, на них никакой положительной реакции не последовало. Это говорит о том, что за права человека в нашей стране должны бороться люди на свободе. Это наш долг. Кто-то может сказать, что незачем бороться за права людей, преступивших закон. Но это не правильно. Опять же надо учесть, что в заключении по моей оценке находятся 15% людей, которые вообще ничего противозаконного не сделали, в отношении процентов двадцати однозначно можно было бы обойтись наказанием, не связанным с лишением свободы, и ещё у 20 % сроки наказания явно завышены. Есть также категория осужденных, которые попали на зону из-за своих убеждений, которые идут в разрез с политикой белорусских властей. Их смело можно назвать «политзаключёнными», и таких около 5%, просто эти люди не «засветились» в политике и мы о них практически ничего не знаем.

Много чего ещё можно написать о жизни в белорусских тюрьмах и колониях. Можно долго возмущаться, что там людей лишают не только свободы (как положено по закону), но и вообще всего, что присуще нормальному человеку. Но это всё слова. Обстановку и жизнь там словами описать невозможно, для того, чтобы это понять, всё это нужно пережить, так сказать испытать на собственной шкуре. Я там пробыл всего полгода, а люди там сидят годами, десятилетиями. Некоторые ни за что.

Я, Андрей Ким и Александр Козулин по «высочайшему» указу были «помилованы» и вышли из заключения. Это, конечно, явный прогресс для нашей страны. Вот только от ответственности за что нас помиловали, за то, чего мы не делали? Огромное спасибо!!! Захотел хозяин – посадил, решил отпустить (без разницы по каким причинам) – отпустил. Это что у нас рабство или крепостное право? Какое помилование? Только полная реабилитация и возмещение всех издержек!

Ещё пару месяцев назад белорусские официальные люди во всеуслышание говорили, что у нас в стране нет политических заключённых. Что ж это получается? Господин Лукашенко А.Г. своим указом выпустил из тюрьмы обычных преступников, невзирая на то, что лично мы (я, Ким и Козулин) его об этом даже и не просили?

Хочется надеяться на то, что до наших властей наконец доходит то, что жить надо по человеческим законам с оглядкой на Всевышнего, а не так, как подсказывает Сатана.

Кроме того, хочу напомнить о главном. Да, в стране нет больше политзаключённых, признанных таковыми общественностью и международным сообществом. Но ведь есть ещё люди, отбывающие «наказание» в виде ограничения свободы. У них очень сильно урезаны права и возможности, они постоянно находятся в «оптическом прицеле» режима и «выстрел» может произойти в любую минуту. Я считаю, что это не допустимо.

И дай Бог, чтобы после выборов репрессивная машина не закрутилась опять с ещё большими оборотами.

сентябрь 2008 года

PS: Эту статью я написал сразу же после выхода на свободу, в ту пору «либерализация с демократизацией» в Беларуси только начиналась. Сегодня мы видим её плоды – новых политзаключённых, ещё более жестокие разгоны мирных акций противников диктатуры и т.д. Власти всё сильнее стараются запугать народ, т.к. их страх перед тем, что люди выйдут на улицы в массовом порядке и очень агрессивно настроенные, просто безграничен. А это случится уже довольно таки скоро. Самое позднее к осени у режима не останется денег даже на зарплату ОМОНу, что тут говорить про врачей и учителей. А в этой ситуации народный гнев сметёт всех ублюдков, портящих ему жизнь. И, уж поверьте, в «лидерах» недостатка не будет.

А сегодня каждый должен приложить максимум усилий для того, чтобы приблизить это время. Мы победим.

ЖЫВЕ БЕЛАРУСЬ!!!

Сергей Парсюкевич -- лидер предпринимательского движения. Был осужден на 2,5 года заключения за участие в митинге протеста 10 января 2008 года. Оппозиционера обвинили также в том, что он якобы избил сотрудника тюрьмы на Окрестина Александра Дулуба в то время, когда отбывал там административный арест за участие в акции протеста предпринимателей и держал восьмой день голодовки. Сам Парсюкевич утверждал на суде, что на самом деле милиционеры жестоко избили его. Был освобожден в августе 2008 года, благодаря принципиальной позиции США, которые за отказ освободить политзаключенных ввели против белорусского режима экономические санкции.