«Известия» напомнили про «эскадроны смерти» Лукашенко

Лукашенко — это симптом, и российской власти тут есть над чем задуматься, считает издание.

Журналист Максим Соколов, бывший ведущий программы «Однако» на Первом российском телеканале пишет в газете «Известия» о том, как понимать откровенные заявления белорусского диктатора на пресс-конференции для российских журналистов:

– В преддверии международного дня каминг-аута, когда граждане бесстрашно открываются в том, что доселе скрывали или, по крайней мере, не особенно афишировали (don't ask — don't tell, как еще недавно было принято в американской армии) президент РБ А.Г. Лукашенко провел пятичасовую пресс-конференцию, наряду с прочим ознаменованную каминг-аутом большой силы.

Он признал, что в 1990-е годы, в начале своего правления, он прибегнул к экстраординарным мерам в борьбе с преступностью. Грабители, нападавшие на транзитные машины на трассе Москва–Брест, расстреливались на месте по его приказу — «Собрали несколько групп, «крутые» автомобили взяли и устроили ловушки на этой трассе, от вашей границы до Бреста. Всех, кто сопротивлялся из бандитов, расстреливали на месте. Три группы таких уничтожили — четвертой не было. И до сих пор тихо и спокойно. Может, это слишком. Но я не находил другого метода ответить на этот разбой, как дать в морду». С тех пор на большой дороге (как, впрочем, и в Беларуси вообще) всё тихо: «Московские (бандиты. — М. С.) говорят: вы что, совсем сдурели, у вас же там этот ненормальный и законов нет, поэтому мы не поедем (в лукашенкины владения. — М. С.)».

История, несколько напоминающая первые шаги гражданина первого консула в области внутренней политики. «Разбойничьи шайки, сделавшие непроезжими к концу Директории все дороги южной и центральной Франции, приобрели характер огромного социального бедствия. Они среди бела дня останавливали дилижансы и кареты на больших дорогах, иногда довольствовались ограблением, чаще убивали пассажиров. Первый консул прежде всего решил покончить с ними. Главные шайки были сломлены уже в первые месяцы его правления. Меры были жестокими. Не брать в плен, убивать на месте захваченных разбойников, казнить и тех, кто вообще находится с ними в сношениях. Тут проявилась еще одна черта Наполеона: полнейшая беспощадность к преступникам. У него всегда всякая вина была виновата, смягчающих обстоятельств он не знал и знать не хотел».

Сходство есть, и немалое, но есть и различие. Ни в разгар борьбы с разбойниками, ни потом, сделавшись повелителем полумира, ни на о. Св. Елены Бонапарт совершенно не похвалялся своими успехами в области борьбы с преступностью, хотя ему совершенно не были присущи ни жалость, ни лицемерие. Как он писал в одном из своих донесений Директории, «приходится много расстреливать». Приходится и приходится — чего уж там.

Однако наряду с лицемерием он был чужд и похвальбе. Грабители хорошо знали, чего от него ждать, чиновники, которые вздумали бы попустительствовать грабителям, — тоже. А жанр охотничьих рассказов — зачем это? Совсем даже не нужно. Есть вещи, которые делают, но о которых не говорят. Во всяком случае, без острой к тому надобности.

Но ведь та же ситуация — «все, кому надо, и так знают» — наблюдается и с президентом РБ. То, что он не обиновался использовать эскадроны смерти, знают бандиты. Знают западные державы. Знают российские правители — что желать, такой уже союзник. Знает белорусская оппозиция. Знают его собственные подданные — о некоторых вещах не обязательно писать в газетах.

Чтобы понять причину такой откровенности, нужно обратить внимание на то, где каминг-аут был произведен. Ибо рассказ прозвучал на пресс-конференции для представителей российских региональных СМИ. Соответственно, целевой аудиторией была русская провинция. Именно перед нею Лукашенко творил свой образ грозного, но справедливого правителя. Причем этот образ был для него столь важен, что ради него он счел нужным сообщить даже то, что обыкновенно люди по доброй воле о себе не сообщают.

Между тем и самый жанр пресс-конференции не вообще для соседской аудитории, но именно для провинциальной, довольно необычен. Трудно представить себе австрийского канцлера, дающего пресс-конференцию исключительно для земельной прессы ФРГ, или же бельгийского премьера, окормляющего французскую провинциальную прессу — от отнюдь не парижскую. Этот уникальный жанр был изобретен Лукашенко в конце 1990-х годах и имел вполне конкретное честолюбивое назначение.

Власть в РФ тогда представлялась ему (и даже не ему одному) настолько слабой и погрязшей во внутренних усобицах, что, казалось, достаточно получше представить бедствующей русской провинции вышеупомянутый образ грозной справедливости, чтобы победоносная дорога в Кремль, на пост главы объединенного государства была для Лукашенко открыта. Он и осуществлял свой обтекающий маневр — привлечь на свою сторону провинцию, не оглядываясь на столицу, которая, будучи изолированной, никуда не денется, — с редкостной настойчивостью и прямотой.

Тогда карты ему спутало назначение в августе 1999 году В.В. Путина премьером. Свой образ силы явился внутри России, и А. Г. Лукашенко отступил. Как тогда казалось, навсегда.

Но сегодняшний агитпроп, рассчитанный, как и встарь, на русскую провинцию, показывает, что, как и 14 лет назад, верный союзник на что-то рассчитывает.

Лукашенко — это симптом, и российской власти тут есть над чем задуматься.